— Мы воюем уже больше двух месяцев, хотя нам давали всего несколько дней. А вы помните самый первый день войны?
— День был обычный. Вечером накануне лег спать, утром собирался идти на работу в клинику. Меня разбудила сотрудница, позвонила и сказала, что началась война.
В этот день у меня были запланированы несколько операций, и первая мысль была не о войне, а о том, что будет с моими пациентами. Как их предупредить? Как отменить консультации? Что делать с запланированными операциями, ведь они нужны? Я собрался на работу. В это время из моего ЖК выезжала колона машин. Стояла уже бешеная пробка. Я выехать в тот день не смог физически. Все вопросы с пациентами решали в телефонном режиме.
Пришлось поднять свои связи, чтобы попасть добровольцем в ВСУ
— Страшно было?
— Не особо. Было скорее не понятно.
— Как получилось, что вы пошли в ВСУ, а не остались в клинике, как другие медики?
— Сначала я был в ТРО, потому что моя клиника уже не работала. Я смотрел на ситуацию в стране, на то, что многие врачи уехали, многие мужчины уехали. В нашем ЖК 18 домов, которые были практически полностью заселены жителями. Осталось человек сорок. Я понимал, сколько потенциально будет раненых, сколько может быть работы для врача. Учитывая свой опыт, я хотел попасть в ВСУ.
Как выяснилось, призваться в ВСУ – это большая проблема. Мне сказали ждать, меня как старшего лейтенанта медслужбы запаса никто никуда не призывал. Пришлось поднять свои связи, чтобы попасть добровольцем в ВСУ. Но при этом попасть в госпиталь, где нужна высококвалифицированная хирургическая помощь, я не смог. Я попал в батальон, который оказывает помощь солдатам на передовой.
Сейчас я организовываю медицинскую службу батальона, отвечаю за физическое состояние военнослужащих, занимаюсь медицинским обеспечением, и когда батальон выполняет военные задания, оказываю медпомощь на поле боя. И это делает целый заслуженный врач Украины (смеется).
Со мной служит нейрохирург Руслан Новиков. У него такая же ситуация: его никто не призывал. Он позвонил мне, и я смог ему помочь.
— То есть, уже вы его взяли «по блату»?
— Получается, что да. Он высококвалифицированный нейрохирург, занимается тем же, что и я: вытаскивает раненных.
Мне важно, чтобы люди, с которыми я служу, вышли из боя целыми
— А сколько всего медиков в батальоне?
— Пятеро. Я и четыре санинструктора. Мы отвечаем за здоровье 300 бойцов. Простудные, грибковые, аллергические, хронические заболевания. Ранения, травмы. Все, что может произойти с бойцом, – это наши проблемы. В принципе, если ты неправильно оказал первую помощь, второго этапа оказания помощи может и не быть.
— Как проходит сейчас ваш день?
— В 6 утра подъем-зарядка. Завтрак. Потом совещание у комбата, который рассказывает о задачах на день. Ставит боевые задачи. Потом идут консультации военнослужащих. Если нужна дополнительная диагностика – отправляем в госпиталь, если нет – оказываем помощь самостоятельно. Принимаем и сортируем медикаменты. Проводим занятия в подразделениях и ротах по тактической медицине, по оказанию первой медицинской помощи самостоятельно.
И самоподготовка, т.к. мы врачи гражданские, и есть много нюансов, поэтому мы тоже занимаемся самообразованием.
— Два месяца назад мы жили совсем по-другому. У нас были иные приоритеты и цели. Потом все поменялось. Что для вас было важно два месяца назад?
— Мне было важно реализоваться в профессии, организовать качественную медицинскую помощь в Украине. Я с удовольствием занимался наукой. Ведь врач живет не для себя, поэтому на первом месте всегда работа.
— А что стало главным сейчас? Что вам нужно сегодня?
— Мне нужен мир в Украине. Мне важно, чтобы люди, с которыми я служу, вышли из боя целыми. Если они ранены, мне важно оказать правильную и качественную помощь, чтобы боец остался живым.
Я много думал об этом. Если говорить глобальнее, то в современной военной медицине много пробелов и пустот как с практической стороны, так и с научной. И если бы такая возможность была, я бы остался работать в военной медицине. Научных институтов нет. Нам нужно развивать и анализировать то, что было, как предоставлялась медицинская помощь. Это для меня интересное и перспективное направление.
Естественно, я могу вернуться в кабинет главврача клиники, но, познавая новые стороны медицины, понимаю, что мне военная медицина очень интересна. Для развития нужно менять вид деятельности. Чтобы понять структуру, нужно начинать с самого низа. Я это уже проходил: начинал с работы санитара.
— А статус? Все-таки это иногда обязывает…
— Нет, не обязывает. У меня столько этих регалий, что дипломы можно вместо обоев клеить. Меня сейчас больше интересует возможность реально помогать людям. Для меня сейчас важнее то, что я делаю, а не то, как я выгляжу.
Я ведь с самого детства мечтал быть военным врачом. Я по образованию – военный фельдшер. Окончил училище. Тогда была договоренность с Ленинградской военно-медицинской академией, что тех, кто окончит училище с отличием, берут без экзаменов. Но тогда как раз распадался СССР и нас туда не взяли. Я поступил в мединститут, прошел военную кафедру. И когда появилась возможность стать военным врачом, я уже работал хирургом.
Моя мечта сбылась, конечно, в слегка извращенной форме.
Мужчина – он внутри воин и раскрывается во время войны. У нас в батальоне много собралось статусных и успешных людей, но они все пришли защищать родину, не побоялись потерять то, что всю жизнь нарабатывали. Уйти из зоны комфорта – это всегда сложно, но если для тебя бизнес важнее, то тебе тут делать нечего.
— Что вы будете делать, когда мы победим?
Пока не знаю. Может, останусь в армии или же вернусь в онкохирургию, но уже как ветеран войны.
Фото: архив Сергея Одарченко
