Стиль или диагноз?
В прошлые века, задолго до появления цифровых камер, к качеству зрения художников предъявлялись самые жесткие требования. Живописец должен был видеть идеально, чтобы в точности передавать на холсте самые мелкие детали портретов и пейзажей. Но времена менялись, на смену предельной точности в живописи пришла эпоха импрессионизма, которая допускала размытость форм, игру воображения, гротескность, передачу скорее настроения, чем сути предметов.
Впрочем, некоторые художественные критики XIX века рассматривали новую волну в живописи исключительно в свете дефектов зрения ее создателей и брюзжали по поводу прихода в искусство подслеповатых художников. Возможно, в их словах была доля истины. Известно, что многие близорукие мастера отказывались исправлять свой недостаток. Ни Сезанн, ни Ренуар, имеющие близорукость, никогда не носили очков. А последний имел привычку отходить от картины, чтобы судить о впечатлении от размытых форм.
Австралийский нейрохирург Ноэль Дэн в своем исследовании пришел к выводу, что работы известных импрессионистов Моне, Ренуара, Дега, Сезанна, Писсарро, Матисса и Родена объединяет восприятие мира в свете собственной близорукости. Именно проблемами со зрением исследователь объясняет склонность импрессионистов к определенным цветам, например красному, к мягкости линий, отсутствию деталей, дрожащим оттенкам. Смелое заявление нейрохирурга тут же освистали знатоки искусства. И все же определенная связь между работами некоторых художников и особенностями их зрения, несомненно, существует.
Цветовые галлюцинации Клода Моне
Диагноз «двусторонняя катаракта» известному французскому импрессионисту Клоду Моне поставили в 71 год.
– При катаракте кристально прозрачный хрусталик постепенно мутнеет, ухудшается зрение, как будто глаза застилает целлофановая пленка или запотевшее стекло, – объясняет Андрей Сергиенко, профессор, основатель медицинского центра «Офтальмологическая клиника профессора Сергиенко». – Со временем человек утрачивает способность видеть холодные тона. По картинам Моне можно проследить, как прогрессировала его болезнь, – голубые, синие краски на его полотнах постепенно вытесняются желтыми и коричневыми. Именно в такой палитре видит мир больной катарактой.
Визуально развитие диагноза Моне демонстрируют две его картины – «Японский мостик» в садике Живерни. Разница между написанием обеих картин составляет примерно 20 лет. Один и тот же пейзаж за этот период катаракта изменила до неузнаваемости. В 1899-м на картине вырисована каждая деталь, спустя двадцать лет она выглядит желтой и размытой. «Я уже не вижу с той же яркостью цвета, – сетует в своем дневнике Клод Моне. – Красный выглядит грязным, розовый – тусклым». Но Моне не сдавался болезни: «Я буду рисовать даже слепым, как и Бетховен, который сочинял музыку, будучи абсолютно глухим». Не в силах различать детали, художник увеличивал формат полотен. В выборе красок он уже полагался исключительно на их названия, которые читал на этикетках, а потом запоминал точное расположение тюбиков на палитре. Мастер понимал, что его картины получались слишком темными, ведь прогрессирующая катаракта исключала возможность отличить голубой цвет от черного, поэтому многие из своих полотен он попросту уничтожал.
В 1923-м после неудачной операции на левом глазу у Клода Моне развилась вторичная катаракта. Чтобы улучшить зрение хотя бы на несколько часов, он принимал специальные лекарства, расширяющие зрачки. В то время художник жаловался, что правый глаз, пораженный болезнью, видит все в желтых тонах, в то время как прооперированный левый воспринимает мир в насыщенном голубом. Он так и писал свои картины, прикрывая то один, то второй глаз. На последних полотнах художника форма исчезает вовсе. Моне подходит к границам абстракции: «Сюжет для меня вторичен. То, что я хочу воспроизвести, это связь между мной и объектом».
Желтая нота Винсента Ван Гога
Еще один художник, известный своим болезненным пристрастием к желтому цвету, – Винсент Ван Гог. На его «ночных и вечерних» полотнах звезды и месяц изображены в золотых ореолах, дневные пейзажи пронизаны солнечным светом, в нем купаются желтые кудри деревьев, рыжие головки подсолнечников. Даже в картинах, сюжет которых ограничен пространством помещения, преобладает теплый свет ламп.
Страстью художника к этому цвету вплотную занялся ученый Калифорнийского университета Пол Вольф и сделал сенсационное заявление: праздник желтого на картинах Ван Гога связан с его болезнью. Точнее – с препаратами, которыми его лечили.
Во второй половине жизни великий Ван Гог страдал бессонницей, головокружениями и эпилептическими припадками. После приступов он испытывал страшную слабость и ноющие боли за грудиной. Близкий друг и лечащий врач художника доктор Поль Фердинанд Гаше в благом порыве облегчить страдания товарища давал ему щедрые дозы дигиталиса, в основу которого входит трава наперстянка. Это ядовитое лекарственное растение издавна называли травой-цветообманом. В середине XX века ученые доказали, что передозировка дигиталиса вызывает цветовые аномалии: желтый цвет в восприятии мира обретает удивительную эмоциональную силу. Пол Вольф сделал вывод о том, что многолетняя дружба с наперстянкой сделала Ван Гога больным ксантопсией – недугом, при котором окружающий мир видится преимущественно в желтых тонах.
Впрочем, относительно истоков «желтых настроений» Ван Гога есть и другая версия. Кроме красок и палитры было у художника еще одно увлечение – абсент. Сегодня доподлинно известно, что алкалоиды полыни, входящей в состав этого напитка, втрое усиливают восприятие желтого цвета. В письме своему брату, корящему его за злоупотребление абсентом, Ван Гог писал: «Я действительно нуждаюсь в этом, чтобы достигнуть высочайшей желтой ноты».
Кривые зеркала Эль Греко
Картины известного испанского художника XVI–XVII веков Эль Греко трудно спутать с другими. Причудливо вытянутые лица, тела и строения на его полотнах одни приписывают особенности стиля, другие (и в первую очередь врачи-офтальмологи) – астигматизму, т.е. болезни глаз, искажающей изображение подобно кривым зеркалам в комнате смеха. Помимо астигматизма Эль Греко постфактум ставят диагноз «миопия» – до 10 диоптрий. Было бы забавно, если бы дела обстояли именно так, ведь среди знатоков живописи бытует еще одно мнение: будто моду на стройность и худобу ввел именно Эль Греко. «Вьющиеся» фигуры субтильных женщин с его полотен резко контрастировали с образами пышнотелых красавиц его современника Рубенса. Неужели вкусы в обществе на целые века изменил талант художника, замешанный на дефекте зрения?
– У людей с астигматизмом изменена форма роговицы и хрусталика, – объясняет Андрей Сергиенко. – Вместо того, чтобы выглядеть, как шар для игры в бильярд, хрусталик вытянут. Лучи света, проходя через него в различных местах, преодолевают неодинаковые расстояния, прежде чем сфокусироваться на сетчатке. В результате что-то будет видно отлично, а что-то – искаженно. Картины Эль Греко похожи на видение окружающих предметов человеком с астигматизмом. Обладай офтальмологи XVII века современными знаниями, ситуацию можно было бы исправить за 10 минут, скорректировав зрение художника специальными выпукло-вогнутыми линзами. Но, к счастью, время идет своим чередом. Ведь тогда мир не увидел бы многих гениальных картин. И не только кисти Эль Греко.
