Не проходит недели, чтобы не произошло новое жуткое убийство. Последний резонансный случай: киевляни зарезал своего ребенка, после чего поджег квартиру. По словам обвиняемого, он решился на это из-за ссоры с бывшей супругой. По данным СМИ, мужчина до того успел отслужить в армии и периодически злоупотреблял алкоголем. Но что могло произойти на самом деле, чтобы родной отец зверски расправился с малышом?
— Геннадий Михайлович, не проходит и недели, чтобы в СМИ не говорили о новом убийстве детей родителями. Что с людьми происходит?
Каждый случай нужно разбирать индивидуально. Диагноз может поставить психиатр, но последнюю точку в этом вопросе ставит судебно-психиатрическая экспертиза, и это декларируется законом. Но если говорить с психиатрической точки зрения — это не нормальные действия, потому что инстинкт матери и отца – очень сильный, приближенный к инстинкту продолжения рода.
Конечно, на поведение человека может повлиять острое или хроническое психическое заболевание. В основе зачастую лежит мощная стрессовая реакция на определенный внешний раздражитель. У нас же сейчас до 30% населения Украины считается психически больным.
— А какие факторы на это повлияли?
В первую очередь – война на востоке. Там уже шесть лет гибнут наши граждане, получают увечья, страдают. Оставшиеся в живых имеют посттравматическое стрессовое расстройство. ПТСРом считается так называемый «вьетнамский синдром», «корейский синдром», «афганский синдром», и наверное, есть уже и «украинский синдром».
Как пример, во время войны во Вьетнаме погибло примерно 57 тыс. американцев. После ее завершения в течение 10 лет совершили самоубийство 57 тыс. бывших участников боевых действий. Американские исследования показывают, что жены, мужья, дети, родители, внуки страдают от ПТСРа члена своей семьи. И даже описаны изменения психики у третьего поколения. Это все влияет на рост количества людей с психическими заболеваниями.
Плюс коронавирусная инфекция, которая вызывает депрессивные расстройства разной тяжести. Поэтому мы и наблюдем психические расстройства у 30% населения.
К этому можно также добавить стигматизацию психиатрии: обыватели боятся психических больных и психиатрии. В Англии к психиатру на консультацию приходит до 60% населения, а у нас – 2,6%. И что страшно, стигматизация наблюдается не только у рядового обывателя, но и у тех, кто отвечает за обеспечение психиатрии.
— Это был мой второй вопрос. Все помнят о сложной ситуации, в которой оказалась украинская психиатрия. Как вам удалось справиться?
В конце прошлого года нам сообщили, что в Национальной службе здоровья Украины разработаны пакеты по лечению больных. В них были терапия, хирургия, детская медицина и так
далее, но психиатрии не было. Зато имелся пакет по лечению наркомании с помощью заместительной терапии, то есть метадона. При этом о психиатрии напрочь забыли.
Мы собрали пленумы двух медицинских сообществ – Ассоциации психиатров Украины, которую возглавляет Семен Глузман, и Ассоциации обществ психиатров, наркологов, неврологов, медицинских психологов. Оба пленума прияли одинаковые решения: обратиться к президенту, главе Минздрава, главе профильного комитета ВР Михаилу Радуцкому и главе НСЗУ.
— Чего удалось добиться?
Мы написали официальные письма. Семен Фишелевич Глузман лично обошел все кабинеты. После этого в НСЗУ создали рабочую группу по вопросам психиатрии, куда включили и меня. Мы с коллегами пытались объяснить, какая критическая сложилась ситуация: ВОЗ считает, что во всем мире 14% населения психически больны. А в течение последних 3-4 лет различные исследовательские группы авторитетных зарубежных организаций, например МВФ и некоторые другие, дали заключение, что у нас был рост до 20%, а сейчас – до 30% населения.
В конце 2019 года состоялось совещание в НСЗУ с участием 6-8 психиатров, а остальные 15-20 были чиновниками от НСЗУ. Мы узнали, что психиатрию включили в пакет терапии, который предусматривает средства на лечение человека в течение двух недель. Но пациентов приходится лечить достаточно долго. Для того чтобы добиться качественной терапии депрессии, больного нужно лечить четыре недели. Ряд психиатрических заболеваний требует еще более длительного лечения. А куда деть социально запущенных, оторванных от жизни пациентов, от которых отказались родственники и их некуда выписать? А как быть с пациентами, которые находились в СИЗО, у них изменилось состояние, их привезли сюда, и они лежат по полгода, находясь под следствием? А кто будет платить за тех пациентов, которые находятся на принудительном лечении?
Нам пообещали выделить деньги на основе бюджета 2019 года. Но дали только 32,7% от того, что обещали. Мы посчитали и выяснилось, что хватает на зарплату 70% сотрудников, а 30% – мне нечем платить. Нам хватит на содержание больных на 40%, а 60% остается за бортом. Около 100 сотрудников уволили. Это были пенсионеры. Все работающие ежедневно на ставку врачи и медсестры, сестры-хозяйки перешли работать на 0,75% ставки. Я и мои заместители перешли работать на 0,6% ставки.
И так продолжалось пять месяцев. В мае у меня была встреча с министром, где также были Семен Глузман и Ирина Пинчук. Мы беседовали около двух часов, и так получилось, что из всех, кто принимал участие во встрече, практик был только я один, и я озвучивал основные проблемы. После этого меня несколько раз приглашали на эфиры телеканалов. Это показало изнанку стигматизации психиатрии, в частности. Потому что психиатрия финансируется по остаточному принципу. Как в любой больнице по остаточному принципу финансируется лаборатория, так в медицине – психиатрия.
Первую помощь нам оказал Киевский облсовет по программе «Помощь Киевщине». А затем мы получили от НСЗУ дополнительное финансирование.
— Как много сейчас у вас пациентов?
У нас сейчас загруженность чуть больше 50%. Отделения наркологические у нас не заполнены. Плановые поступления пациентов сократились из-за эпидемии COVID-19. Кроме того, раньше мы держали пациентов полтора-два месяца, потому что нам нужно было их пролечить. А сейчас мы вынуждены выпускать больных «сырых», через месяц после начала лечения.
— А если больной не выздоровел?
Улучшили состояние? Улучшили. И мы его выписали. А он через неделю у нас опять. А НСЗУ платит только за 4 поступления одного пациента на лечение. А нам бы его подержать два месяца, он бы дал ремиссию на полгода. Но НСЗУ больше месяца не проплачивает, говорят: «Можете держать за свой счет».
У меня семь больных, которые находятся под следствием. Совершил убийство или кражу и находится в СИЗО и там ведет себя неадекватно, его переводят к нам, и мы должны его лечить. Он может у нас находиться месяц, а может – год, и за него никто не платит. А это тяжелые и опасные больные. У меня из семи человек – четыре убийцы. Должна быть государственная охрана, но ее нет. Если доставляет СБУ – охрана есть, доставляет МВД – охраны нет. Есть только наша охрана от частной компании. У нас очень много вопросов, на которые нет ответов.
— Если вернуться к сезонным обострениям. С чем вы чаще всего сталкиваетесь?
У нас сейчас такое время, что опасаться нужно все время чего-то, и не обязательно психических больных. Но вот по некоторым данным растет количество преступлений, совершаемых психическими больными. Есть ученые, которые это опровергают, так как считают, что одинаково увеличивается преступность среди психически здоровых людей и не здоровых.
Но, наверное, психически больные совершают наиболее одиозные, дикие преступления. Я лично с этим сталкивался. Никогда не забуду случай: окончив мединститут, я работал в Брестской областной психбольнице. Как-то нас пригласили на осмотр в одно из сел, где было совершено групповое убийство. Это была бедная хата, даже без деревянных полатей, а с земляными. На них были брошены матрасы, одеяла. Семья там спала вповалку – мать и пятеро детей. Глава семейства в состоянии белой горячки им всем отрубил головы. Ему показалось, что это чудовище о шести головах и он всех убил. Вот такое жуткое убийство. Такие преступления совершают психически больные люди.
Некоторые психические заболевания, которые раньше назывались маниакально-депрессивными психозами, сейчас БАР (биполярное аффективное расстройство), обостряются весной и осенью.
— С чем это связанно?
Это связано с определенными гормональными нарушениями. Весной обостряются маниакальные состояния, а осенью чаще всего наблюдаются депрессивные. Это надо знать и помнить и родственникам, и самим пациентам. Вот осенью, примерно недели через две-три, к нам поступят больные с обострениями. Самое опасное их последствие – суицид.
— Много пациентов поступает?
Их число увеличивается на 20%. Но лучше попасть к нам, чем ждать, когда пациент себя убьет.
— То есть, осень – это сезон подавленных состояний. А весна – расцвет маниакальных. Есть признаки того, что человек близок к тяжелому состоянию?
— Если мы знаем, что человек болен, то учитываем сезонность и предупреждаем его и родных. Но если все было хорошо, а осенью человек стал уединяться, жаловаться на общую слабость, на головную боль, отсутствие сексуального влечения, все стало ему не мило, потерял аппетит и сон – это могут быть первые признаки сезонного обострения. Но каждый случай индивидуален, а психиатрический диагноз – это мозаика, состоящая из множества камешков, которые нужно увидеть. Опытный психиатр умеет видеть эту мозаику.
Читайте также: Алла Мироненко: “Одновременно заболеть гриппом и COVID-19 нельзя”
Использованы фото Shutterstock/FOTODOM UKRAINE
