— Появилась информация о том, что в НИР будет создан Центр клинических исследований. Расскажите, пожалуйста, подробнее
— Сейчас в НИР, в разных отделениях института проходит порядка 70 клинических исследований. Задействованные в них команды исследованиях очень опытные, но данная работа идет как дополнительная нагрузка и, к сожалению, часто не набираются пациенты только потому, что не хватает рабочих рук.
Наша идея: создать Центр клинических исследований, где они будут проходить при участии врачей. Это будет их дополнительная работа, но в специально отведенное время.
Мы недавно вернулись из Израиля. Там, несмотря на 100% страховку, которая покрывает даже таргетную терапию, и высокий уровень медицины, все пациенты с онкологическими заболеваниями (особенно если это III–IV стадия рака) проходят через клинические исследования, если подходят под критерии.
Не будем также скрывать, что за клиническое исследование платит фармацевтическая компания, которая производит новый препарат. И эти средства абсолютно легальные, не имеющие никакого отношения к кошельку пациента. Из этих денег оплачивается работа команды – за них врачу не бывает стыдно. Мне как врачу очень импонирует то, что я при лечении пациента не завишу от его материального положения. У нас, к сожалению, пациенты часто лечатся, только когда у них есть деньги.
Кроме того, мы хотим перенять иностранный опыт, чтобы пациенты, которые заходят на лечение в НИР, сразу получали информацию о том, какие клинические исследования сейчас идут.
Это очень тяжело осознавать, что ты не смог вылечить родного человека, потому что у тебя нет денег
— Человек, который слышит диагноз «рак», в первую минуту вообще не знает, куда ему идти. А врачи не всегда говорят о клинисследованиях. Где о них можно узнать?
— Мы хотим, чтобы это в Центре врачи работали по совместительству. И чтобы был отдельный персонал, который займется исключительно клиническими исследованиями. У нас каждую неделю проходят клинические разборы, совещания с заведующими отделениями. И если появляется новый протокол лечения, то его будут презентовать.
Как это происходит в других клиниках, где я работала? Там, где подключены МИСы (Медицинские информационные системы — авт.), врач, который принимает пациента, вводит нозологию в диагноз и получает информацию автоматически о клинических исследованиях, которые сейчас проходят. И предложить участие в клинических исследованиях пациенту его обязанность.
— Вы не боитесь сопротивления со стороны пациентов? В обществе полно страхов перед исследованиями
— Не навязать, а именно предложить. И это будет именно выбор пациента, по какому протоколу лечиться. Вот такая у нас идея.
В новом Центре будут координаторы, отслеживающие пациентов, которые заходят на лечение. Они будут работать с врачами, доносить информацию. Ведь у нас не все пациенты доходят до отделения. Многие останавливаются на уровне консультативной поликлиники: им ставят диагноз и отправляют лечиться по месту проживания. И возможно, именно среди них есть те, кто потенциально мог бы подойти для клинических исследований.
На самом деле в НИР очень много пациентов. К нам едут со всей Украины. Моя большая мечта – это создание общей базы. Было бы хорошо знать, где проводятся клинические исследования, потому что нужного пациенту может не быть у нас, но оно может быть в Одессе или Днепре. И мне хочется, чтобы это было обязанностью врача говорить об этом. Это шанс выздороветь, продолжить жить. И это шанс для семьи жить с пониманием того, что они все сделали для своего близкого. Это очень тяжело осознавать, что ты не смог вылечить родного человека, потому что у тебя нет денег.
Есть правило: химиотерапией занимается химиотерапевт, а хирургией – хирург
— Где Центр будет находиться?
— Сейчас он находится в поликлинике НИР. В планах – строительство отдельного помещения. Есть правило: химиотерапией занимается химиотерапевт, а хирургией – хирург. У нас сейчас пока так не получается. Мы в процессе реконструкции и наше отделение химиотерапии тоже. Поэтому мы вынуждены в хирургических отделениях давать химиотерапевтическое лечение. А после реконструкции у нас будет большое химиотерапевтическое отделение, а возможно, что и два, где будут проходить и клинические исследования. В идеале, когда пациент приходит, ему нужно поставить диагноз и предоставить на выбор варианты лечения. Первый – это стандартный, с тем гособеспечением, которое у нас есть. Либо протокол с лечением, которое необходимо оплатить самому. Либо участие в клиническом исследовании.
— Сколько нужно персонала, чтобы обеспечить работу такого центра?
— Сложно сказать. Все зависит от фазы клинического исследования. Если это I или II, то там больше работы. А если III, то персонала требуется меньше.
Сейчас есть разные структурные решения: где-то врач-соисследователь делает сам все, начиная от скрининга и до завершения исследования. В этом случае в его обязанности входит и ведение документации, и заказы такси, курьеров, которые забирают образцы крови, и отправка различных препаратов. На мой взгляд, это нерациональное использование времени и ресурсов, т. к. врач должен заниматься пациентами. Поэтому в клинисследования нужны координаторы, которые участвуют непосредственно в лечении, а занимаются сопровождением пациента. Нужны фармацевты, которые могут выдавать необходимые препараты. Командная работа позволяет проводить больше клинисследований.
— Есть ли поддержка государства у этого проекта? От НСЗУ, Минздрава?
-Дело в том, что нам эта поддержка не нужна. От Минздрава необходимо только согласование протоколов., т. е. фармкомпании, которые занимаются мониторингом клинических исследований, подают пакет документов на рассмотрение, и если они идут по процедуре, то никто не против. Потому нам внешняя помощь не нужна. Финансирование идет отдельное. К слову, часть средств, направленных на клинисследование, поступает на улучшение инфраструктуры в больнице. Мы можем покупать необходимое оборудование.
— Как пациенты могут узнать о клинических исследованиях?
На сайте и от врачей. От пациентов, от пациентских организаций. Сарафанное радио никто же не отменял.
— Как мы уже говорили, у нас в стране есть предубеждение против клинисследований. Как его можно победить?
Только коммуникационно. Врачи должны со своей стороны объяснять, что это не «испытания на кроликах», что это абсолютно законно. Что так происходит во всех цивилизованных странах мира. И нужны, конечно, отзывы пациентов, т.к. люди, которые это проходили сами, понимают стоимость лечения. Кроме онкологических клинисследований есть масса других, и пациенты, которые уже ощутили на себе действие инновационных препаратов, потом ищут другие исследования по своей нозологии.
Я уже говорила, что сейчас в НИР проходит около 70 клинисследований. Но это очень мало. Это всего 10–15% от наших возможностей. Мы были в Израиле, так там в клинике у коллег проходит 2500 клинисследований. У нас же идет только 500 новых исследований в год на всю страну. А должно быть 2500 в год с учетом количества населения.
Меня радует, что во время исследований полностью исключается человеческий фактор
— От чего зависит участие в клинисследованиях медучреждения?
В первую очередь, от наличия персонала, который готов это делать. Потом от подходящего оборудования и помещений. Естественно, все хотят опытных исследователей, но было время, когда я сама брала команды «с нуля» и учила их всему. В НИРе много опытных врачей, которые уже много лет это делают.
Меня радует, что во время исследований полностью исключается человеческий фактор. И мы как исследователи совершенно не влияем на выбор, кто в группе будет получать лечение по протоколу, а кто – новый препарат.
— В любом случае человек получает либо протоколированное лечение, либо инновационное. «Пустышки» ведь нет?
Плацебо сейчас очень редко используют. И только в тех случаях, когда нет аналога. К примеру, есть препарат, который новый совсем и его сравнивать не с чем, и только тогда разрешается плацебо. В онкологии это не этично. Бывает, что пациентам рекомендуют только наблюдение, но при этом разрабатывается новый препарат для лечения. Тогда может быть, что одни наблюдаются, а другие получают инновационный препарат. Но никто в группах не знает, что получает.
— Какие сложности могут быть?
Наша главная сложность – это донести информацию до пациентов, объяснить, что это не «опыты на кроликах». Меня пациенты часто спрашивают, могла бы я рекомендовать это родным. Да, я бы рекомендовала. Пациенты к нам едут со всей Украины, и эта информация должна доноситься до всех. Я хочу не только привлечь пациентов, но и врачей к участию. Клинические исследования дадут толчок развитию НИР: врачи смогут попробовать работать со сверхсовременными препаратами, а пациенты – получат инновационное лечение.
Использованы фото из facebook Оксаны Сивак и Shutterstock/FOTODOM UKRAINE
