«Если чтить печатное слово, то оно непременно ответит вам тем же!» – сказала Анна Сергеевна. «То есть, если в Гисметео написано, что наступил октябрь, значит, надо надевать резиновые сапоги и куртку? Даже если светит солнце?» – раздался ехидный голос с галерки. Вечно этот Иванов… «Не так все в лоб, Слава, – тонко улыбается преподша и хлопает в ладоши. – Начали!»
И мы начали. На доске было написано три слова – арбуз, лестница, шляпа. Мы сами их придумали пять минут назад. Анна Сергеевна сказала, что все мы ничем не хуже Андерсена. А значит, за «пару» вполне сможем написать рассказ, в котором фигурировали бы эти три понятия. Как Андерсен, который мог придумать сказку обо всем, что видит. Но в нашей сказке, предупредила Аннушка, обязательно должна быть любовь. По аудитории прошелестел коллективный вздох: осень – самая любвеобильная пора у студентов…
Полторы минуты я потратила на то, чтобы создать файл и придумать заголовок, еще две – на то, чтобы поугадывать, что там пишет Иванов. Потом на целых тридцать секунд меня накрыло паникой, что я ничего не напишу «как Андерсен». А потом я вдавила палец в букву «д» – и понеслась!..
Даже если бы он состоял в родстве с великим русским химиком, он бы все равно ненавидел свою фамилию. Ведь именно она подарила ему кличку, намертво прилепившуюся с 1-го по 10-й класс. Даже когда он похудел и перестал быть таким круглощеким.
Арбуз… Прошло уже 15 лет с выпускного, а он до сих пор вздрагивает, когда слышит: «Арбузы! Кому сладкие арбузы?» Вот и сегодня, оказавшись в гуще торговых рядов, он, купив заказанные мамой персики, старается поскорее уйти подальше от этих полосато-зеленых шаров, но взгляд вдруг цепляется за какую-то неправильность в пирамиде арбузов на прилавке. Один из них в шляпе. Продавец, видимо, считает, что это жутко остроумно.
Он идет по улице, болтая кульком, полным персиков. Шляпа на арбузе не выходит из головы… Увидев шляпный магазин, он, повинуясь безотчетному чувству, заходит внутрь. Его шляпа – щеголеватая, почти мушкетерская – высится на самой верхней полке. Расторопная девушка-консультант привычно-ловко притаскивает приставную лестницу и, быстро перебирая ногами, лезет за шляпой. Он старается не смотреть на крепкие икры, мелькающие под подолом. Одно маленькое, почти незаметное движение ноги – и лестница пошатнулась бы, вызвав визг с верхотуры. Он успел бы ее поймать. И на несколько сладких секунд она принадлежала бы только ему… А шляпа покатилась бы по полу. Но он не решается – просто ждет, пока девушка спустится с его шляпой вниз. «Вам идет!» – говорит она, и ему кажется, что профессиональности в ее улыбке меньше, чем искренности. Он улыбается в ответ и переводит взгляд на свое отражение – в человеке из зазеркалья ничто не напоминает Арбуз. Он хочет спросить, любит ли она арбузы, но осекается, разглядев бейдж на ее груди – «Ваш консультант Галина Арбузова». Он уверен, что она любит…
Я поставила точку и захлопнула ноутбук – быстро, чтоб не начать перечитывать написанное. Потому что стоит зацепиться за формулировку, подыскивая более уместный синоним или удачный оборот, как герой споткнется у порога в магазин, а героиня достанет не ту шляпу. А допустить такое никак невозможно – эти двое запущены в мир, чтобы изменить его. Если я правильно понимаю Аннушкины слова о том, что записанная мысль ответит взаимностью при должном уважении к себе.
Вот микроскопически сдвинулись слои реальности, чуть сместилась синкопа в пульсе времени, как будто кабинка лифта дрогнула… Вот пятипалый кленовый лист – рыжий с подпалинами – царапнулся в окно, словно протягивая себя для рукопожатия. Интересно, а в рассказе Иванова тоже пахнет арбузной мякотью?
Украдкой оборачиваюсь через плечо – Иванов, как первоклассник, высунув от усердия язык, пишет что-то на клочке бумаги. Вечно у него нет тетради… Миг – и этот клочок падает на мою парту. Записка. Иванов приглашает меня на свидание, шантажируя: «Ты ведь чтишь печатное слово?» Вот придурок! Удар, еще пол-удара… Это сместилась синкопа в моем пульсе. Мир стал яснее, рыжее, арбузнее.
