– Вас недавно назначили руководителем НИРа. У вас не было сомнений? НИР – сложное медицинское учреждение.
– В этой должности я с 28 ноября 2022 года. Меня назначили приказом министра на период военного положения и на 11 месяцев после его окончания до проведения открытого конкурса на эту должность.
Это действительно вызов. И это действительно было очень сложное решение для меня лично, потому что я работала два последних года директором Департамента здравоохранения Киевской областной военной администрации и вместе со всей Киевщиной пережила все прелести пандемии ковида, организацию вакцинационной кампании, начало войны: оккупацию, а затем и деоккупацию нашей территории. Поэтому это было сложное решение, но я не могла не согласиться с предложением министра.
У меня есть опыт более чем двадцатилетней работы в организациях здравоохранения. Работая в Минздраве, я занималась как раз направлением онкологии, была причастна к разработке программ по детской и взрослой онкологии. Я разбираюсь в проблемных вопросах, касающихся организации оказания медицинской помощи онкологическим больным. Я знаю, в каких сложных обстоятельствах находится на сегодняшний день онкологическая служба в Украине. Она нуждается не только в совершенствовании, она нуждается в понимании и выделении стратегических направлений, реорганизационных процессов.
Я согласилась на это, учитывая, что еще и война не закончилась. Учитывая, что еще мы должны делать во время войны. А когда война завершится, мы должны идти дальше, но уже со стратегическим решением, как будем реорганизовывать службу по всей Украине с целью предоставления качественной помощи. Потому что вся медицинская служба работает во благо людей.
Кроме того, у меня были и личные мотивации. Я потеряла близких людей, в том числе и в Институте рака
Одним словом, у меня было много причин на то, чтобы дать согласие министру занять этот пост.
– Вы уже продумали свои первые шаги на этой должности?
– Да. Первым и основным шагом (кстати, именно это побудило министра сделать мне данное предложение) станут организационные вопросы, которые не касаются непосредственно онкологии. Это переход на другую форму финансирования заведения. Сегодня НИР – государственное предприятие, подчиненное Минздраву.
С 2023 года мы станем некоммерческим коммунальным предприятием и финансирование уже будет заложено, как и у всех здравоохранительных учреждений первички и вторички. Мы будем получать денежные средства за предоставленную медицинскую услугу от НСЗУ. И это тоже сложный путь, и его нужно пройти.
Этот переход начался до моего назначения, и врачи были проинформированы заранее. С августа установлены МИСы и персонал прошел обучение работе в данной медицинской информационной системе. Мы уже ведем все записи о предоставлении услуг в этой системе, чтобы НСЗУ могла рассчитать предварительно объемы финансирования, которые с 1 января мы планируем начинать получать.
Переход полностью мы планируем после 20 января
И основное, что нам необходимо будет сделать – это обработать с НСЗУ максимальное количество пакетов предоставления услуг, которые мы будем предоставлять и получать за них средства.
Следующей задачей является закрытие самого НИР. Нам необходимо будет разобраться с дебиторскими и кредиторскими обязательствами предварительной формы работы заведения. И это тоже трудная работа – решить эти вопросы и не оттягивать работу ликвидационной комиссии, которая должна передать имущество и обязанности новому учреждению. Это и есть ближайшие планы на этот период.
– А следующие шаги?
– Мы их тоже планируем. К примеру, с января запускаем разработку платных услуг для тех пациентов, которые по тем или иным причинам не смогут воспользоваться пакетами Программы медицинских гарантий.
Хотим сделать больницу более человечной и удобной для пациента: сделаем удобным механизм попадания к специалисту, сократим время на диагностические процедуры, госпитализацию.
Недовольство пациентов – это одна из самых сложных сторон нашей работы, и я хочу его минимизировать
Каждый день поликлиническое отделение принимает около 200 человек. И эти 200 пациентов получают направление на диагностические исследования, лабораторные исследования, должны встать на прием к врачам сопутствующих специальностей. Мы должны максимально упростить эти процессы для пациента. Человек должен понимать, что и когда он делает дальше.
Я пообщалась с пациентами. Они хотят сегодня приехать, сегодня пройти обследование и попасть на госпитализацию. Но так, к сожалению, не бывает. Люди иногородние, им необходимо решить оргвопросы: где будут жить на время обследований, где разместятся сопровождающие и еще множество других вопросов. Но меня пригласили в НИР как организатора в сфере здравоохранения с большим опытом, чтобы упорядочить эти основные процессы функционирования заведения.
Кроме того, нам необходимо автоматизировать и объединить в едином МИСе все системы. Связать лабораторный отдел, бухгалтерский отдел, аптекарский отдел, чтобы движение лекарственных средств от создания потребности поставок на аптечные склады до попадания в отделение к пациенту было прозрачным и понятным не только для нас как руководителей учреждения, но и для самого пациента.
Переступив порог института, пациент должен понимать план своих действий: когда он может попасть на госпитализацию, чем государство его обеспечит, что нужно сделать до начала фазы активного лечения, потому что это длительный процесс и есть определенные организационные моменты у каждого человека, которые лучше завершить до начала лечения.
Если говорить о долгосрочных планах – это развитие института.
Осмотрев территорию, я увидела еще те фундаменты недостроев, которые стояли тут десять лет назад, когда я была в больнице, сопровождая пациента. Будет необходимо возобновить строительство некоторых корпусов, сделать ремонты в отделениях.
Необходимо обеспечить нормальные условия для пациентов. Человек должен чувствовать себя достойно, а стены больницы должны давать надежду на выздоровление. Я считаю, что в главном заведении страны по лечению онкологии не могут быть палаты, в которых лежат по 5-6 пациентов.
Человек, посещающий пациента, должен иметь зоны отдыха, где можно пообщаться, поддержать. И это не только парки с аллеями, но и банальный кафетерий, где можно выпить чашку кофе со своим родным человеком и при этом чувствовать себя достойно.
Человек, живущий в нормальных условиях, имеющий нормальную работу, чувствует себя социально защищенным, а затем попадает в НИР – и находится в состоянии легкого шока с самого начала
Я много работала на госслужбе, у меня большой опыт работы в Минздраве, и у меня была возможность посетить многие учреждения здравоохранения в разных государствах. Я видела, как должно быть, чтобы человек, попадающий в больницу, мог чувствовать это как временное неудобство и временное событие в своей жизни. Человек должен надеяться. Есть же у нас хорошие стоматологические клиники, в которые ты заходишь и не чувствуешь на каждом шагу, что это больница. И тебе не страшно. Человек не должен в НИРе чувсвовать страха.
И от младшего медицинского персонала тоже зависит то, как человек будет себя чувствовать. Мы будем над этим работать: привлекать тренеров, говорить с каждым сотрудником лично.
У нас очень хорошие специалисты, очень опытные хирурги. Но, по моему мнению, онкология – это не только хирургия, и сначала нужно пройти все возможные варианты лечения: химиотерапию, радиотерапию, таргетную терапию, и только понимая, что протоколы требуют операции – делать операцию. Но для этого нужно иметь хорошую диагностическую базу.
Если у медицинского учреждения есть только один томограф, один МРТ, один линейный ускоритель и 200 пациентов в день, то говорить об удобстве, качестве и скорости оказания помощи сложно. Поэтому необходимо просчитать потребности, чтобы не было перекосов, ведь нам точно не нужно 150 электрокардиографов, когда у нас нет достаточного количества томографов или линейных ускорителей. Мы должны понимать, что в Институте рака не должно быть очереди на три месяца.
В Институт рака, как в заведение высшего уровня, должны попадать только больные, которым по разным причинам не смогли оказать помощь на местах. Поэтому квалификация специалистов и ученых должна быть тоже на высшем уровне. Кроме того, ученые должны работать не только как ученые, но и в отделениях, как практикующие врачи и как хирурги, которые оперируют. Научная работа должна быть соединена с лечебной. Они должны предоставлять самые качественные консультации, давать заключения.
Если говорить о лабораториях, то сегодня государство уже предоставило большие средства как на патогистологическую, так и на молекулярную лабораторию. В ближайшее время мы планируем запустить эти лаборатории, и они станут самыми мощными в стране.
– А как эти нововведения скажутся на пациентах, которые уже лечатся в НИРе? Не будет ли такого, что их «распустят по домам», и они не смогут продолжить курс терапии? Это волнует сейчас очень многих…
– Пациенты ощутят некоторые изменения: изменится алгоритм записи к врачу, информирование о запасах лекарства. Информации, которая на данный момент есть на сайте, недостаточно. Это все будет значительно упрощено. Человек должен понимать, как искать и где это делать. Мы это упростим максимально, мы понимаем как нужно это делать.
А если говорить о глобальных реформах, относящихся к НИРу, то пациенты, по нашим расчетам, ничего вообще не почувствуют.
Заведение финансировалось из государственного бюджета через Минздрав и содержалось, как при «совке»: 70% на зарплаты, а остальное – на лекарственные средства и расходные материалы, практически не было средств на обеспечение другого. За исключением прошлого года — война помогла обеспечить оборудованием. Ремонты, реконструкции – это было очень тяжело делать. С 2023 года у нас будет больше финансов для обеспечения больных лекарствами.
Я очень хочу, чтобы список, который предоставляется пациенту перед началом лечения, был максимально сокращен, прозрачн и честен
Человек должен понимать, общаясь с врачом, необходимость расходов, которые он делает. Мы просчитаем каждую услугу и ее стоимость. Человек должен понимать: вот это обеспечивает государство, это будет за счет учреждения, какая-то доля препаратов за счет волонтерской, гуманитарной или донорской помощи, и только какая-то небольшая доля покупается за счет самого пациента, потому что государство не может покрыть эти расходы. Я надеюсь, что материальное бремя на пациента с переходом на финансирование НЗСУ значительно уменьшится.
Мы — флагман в сфере здравоохранения и от того, как мы сработаем с переходом в НСЗУ, будет зависеть, пойдут ли на это другие учреждения, которые сейчас подчинены Минздраву
Сопротивление, которое было в предыдущие годы, можно понять: научные медицинские учреждения имеют очень дорогое оборудование и работают в ответственных отраслях. Это операции на сердце, трансплантации, онкология и т.д. И ни в одном государстве мира не хватает ресурсов для бесплатного лечения таких заболеваний.
К сожалению, у нас еще нет страховой медицины, которая покрывала бы большую долю затрат на лечение, поэтому мы будем идти постепенно. И мы не имеем права очень часто спотыкаться, потому что рак – такая болезнь, что не прощает ошибок. И организация процессов тоже не предполагает большого количества ошибок.
– Еще до войны мы говорили с заместителем директора по административно-методической работе НДР Оксаной Сивак о клинических испытаниях. Оксана Сивак мне рассказывала, что пациентам сначала должны предлагать принять участие в клинических испытаниях, если таковые есть, а пациент подходит по показателям. Какая судьба ждет клинические испытания сейчас?
– К сожалению, не все от нас зависит в вопросе клинических испытаний. На сегодняшний день у нас есть много договоров, и их гораздо больше, чем было пять-восемь лет назад. С началом войны мы остановили набор пациентов на новые клинические испытания. Для меня это очень важное направление работы. К сожалению, часто на клинические испытания попадают пациенты с четвертой стадией рака и для большинства — это шанс получить новейшие препараты. И во-вторых, это возможность уменьшить финансовое бремя, которое ложиться на семью, потому что рак – финансово очень токсичен.
Клинические испытания мы будем поддерживать и продолжать дальше. У нас сейчас есть несколько пациентов, которых мы набрали до войны, и мы продолжаем их сопровождение, они получают свои препараты.
Институт рака – это национальное медицинское учреждение, и если говорить о клинических исследованиях, мы должны быть первыми в этом, у нас должно быть большее количество испытаний. Человек должен иметь возможность получить шанс на жизнь.
Друзья часто меня спрашивают: «Зачем тебе это? Что тебя подвигло»? Я отвечаю: мы уже такие взрослые, жизнь видели, и уже нужно на карму поработать. И если ты понимаешь, что ты можешь что-то сделать – сделай. И я точно знаю, что я сделаю все, что в моих силах. Может, кто-то сделал бы лучше. Но я буду работать, до тех пор, пока буду понимать, что еще что-то могу сделать. А когда я пойму, что сделала все, что могла, и мне нужно отойти, для того чтобы это место занял онколог с профессиональным опытом, то уступлю это место такому специалисту, или мы будем работать вместе.
А пока я буду делать все, что от меня зависит.
фото: facebook, unci.org.ua
